Неточные совпадения
Видя эту площадь, Клим вспоминал шумный университет и
студентов своего факультета — людей, которые
учились обвинять и защищать преступников. Они уже и сейчас обвиняли профессоров, министров, царя. Самодержавие царя защищали люди неяркие, бесталанно и робко; их было немного, и они тонули среди обвинителей.
Макаров говорил не обидно, каким-то очень убедительным тоном, а Клим смотрел на него с удивлением: товарищ вдруг явился не тем человеком, каким Самгин знал его до этой минуты. Несколько дней тому назад Елизавета Спивак тоже встала пред ним как новый человек. Что это значит? Макаров был для него человеком, который сконфужен неудачным покушением на самоубийство, скромным
студентом, который усердно
учится, и смешным юношей, который все еще боится женщин.
Клим Самгин был очень доволен тем, что решил не
учиться в эту зиму. В университете было тревожно.
Студенты освистали историка Ключевского, обидели и еще нескольких профессоров, полиция разгоняла сходки; будировало сорок два либеральных профессора, а восемьдесят два заявили себя сторонниками твердой власти. Варвара бегала по антикварам и букинистам, разыскивая портреты m‹ada›me Ролан, и очень сожалела, что нет портрета Теруань де-Мерикур.
— Все равно: ведь ты
учишься там. Чему? У опекуна
учился, в гимназии
учился: рисуешь, играешь на клавикордах — что еще? А
студенты выучат тебя только трубку курить, да, пожалуй, — Боже сохрани — вино пить. Ты бы в военную службу поступил, в гвардию.
Когда Нехлюдов знал Селенина
студентом, это был прекрасный сын, верный товарищ и по своим годам хорошо образованный светский человек, с большим тактом, всегда элегантный и красивый и вместе с тем необыкновенно правдивый и честный. Он
учился прекрасно без особенного труда и без малейшего педантизма, получая золотые медали зa сочинения.
Любили букинисты и студенческую бедноту, делали для нее всякие любезности. Приходит компания
студентов, человек пять, и общими силами покупают одну книгу или издание лекций совсем задешево, и все
учатся по одному экземпляру. Или брали напрокат книгу, уплачивая по пятачку в день. Букинисты давали книги без залога, и никогда книги за
студентами не пропадали.
— Да, да, — сказала она тихонько, — не нужно озорничать! Вот скоро мы обвенчаемся, потом поедем в Москву, а потом воротимся, и ты будешь жить со мной. Евгений Васильевич очень добрый и умный, тебе будет хорошо с ним. Ты будешь
учиться в гимназии, потом станешь
студентом, — вот таким же, как он теперь, а потом доктором. Чем хочешь, — ученый может быть чем хочет. Ну, иди, гуляй…
Покровский был бедный, очень бедный молодой человек; здоровье его не позволяло ему ходить постоянно
учиться, и его так, по привычке только, звали у нас
студентом.
— Вот пройдет весенняя сумятица — и вам легче будет, — говорил
студент, — поедете домой — там совсем другой будете. Только в Петербург уж — шабаш! Ежели хотите
учиться, так отправляйтесь в другое место.
Павел не чувствовал никакого расположения к медицине, но, по существовавшему в то время штату
студентов, ни в какой другой факультет поступить было невозможно; притом он надеялся
поучиться анатомии.
А Литвинов опять затвердил свое прежнее слово: дым, дым, дым! Вот, думал он, в Гейдельберге теперь более сотни русских
студентов; все
учатся химии, физике, физиологии — ни о чем другом и слышать не хотят… А пройдет пять-шесть лет, и пятнадцати человек на курсах не будет у тех же знаменитых профессоров… ветер переменится, дым хлынет в другую сторону… дым… дым… дым!
— Вот! Что тебе? Ты новенький и богатый, — с богатых учитель-то не взыскивает… А я — бедный объедон, меня он не любит, потому что я озорничаю и никакого подарка не приносил ему… Кабы я плохо
учился — он бы давно уж выключил меня. Ты знаешь — я отсюда в гимназию уйду… Кончу второй класс и уйду… Меня уж тут один
студент приготовляет… Там я так буду
учиться — только держись! А у вас лошадей сколько?
Вот что, Николаша… Я знаю, ты станешь браниться, но… уважь старого пьяницу! По-дружески… Гляди на меня, как на друга…
Студенты мы с тобою, либералы… Общность идей и интересов… B Московском университете оба
учились… Alma mater… (Вынимает бумажник.) У меня вот есть заветные, про них ни одна душа в доме не знает. Возьми взаймы… (Вынимает деньги и кладет на стол.) Брось самолюбие, а взгляни по-дружески… Я бы от тебя взял, честное слово…
Я давно уже не бывал на них. Еще до катастрофы в настроении студенчества происходила значительная перемена. Вопросы о народе, о долге интеллигенции перед трудящейся массой из области теории переходили в практику. Часть
студентов бросали музеи и лекции и
учились у слесарей или сапожников. Часто студенческие интересы как будто стушевывались, споры становились более определенны. Казалось, молодой шум, оживление и энтузиазм вливаются в определенное русло…
Мало-помалу я совсем развлекся, и хотя Иван Ипатыч месяца через три нанял для нас
студента, кончившего курс в духовной семинарии, Гурья Ивлича Ласточкина, очень скромного и знающего молодого человека, с которым я мог бы очень хорошо заниматься, но я до самой весны, то есть до времени отъезда Елагиных в деревню,
учился очень плохо.
Студент, настроение которого в большинстве создается обстановкой, на каждом шагу, там, где он
учится, должен видеть перед собою только высокое, сильное и изящное…
В городе у Алексея и жены его приятелей не было, но в его тесных комнатах, похожих на чуланы, набитые ошарканными, старыми вещами, собирались по праздникам люди сомнительного достоинства: золотозубый фабричный доктор Яковлев, человек насмешливый и злой; крикливый техник Коптев, пьяница и картёжник; учитель Мирона,
студент, которому полиция запретила
учиться; его курносая жена курила папиросы, играла на гитаре.
Галкина поймала его на этом и пристроила к богатой купчихе лет сорока, сын ее был уже
студент на третьем курсе, дочь — кончала
учиться в гимназии. Купчиха была женщина тощая, плоская, прямая, как солдат, сухое лицо монахини-аскетки, большие серые глаза, скрытые в темных ямах, одета она в черное платье, в шелковую старомодную головку, в ее ушах дрожат серьги с камнями ядовито-зеленого цвета.
Профессор перестанет читать лекции,
студент перестанет
учиться, писатель бросит авторство, актер не покажется на сцену, артист изломает резец и палитру, говоря высоким слогом, если найдет возможность даром получить все, чего теперь добивается трудом.
Была у меня сестра, гимназистка, весёлая, бойкая, со
студентами знакомилась, книжки читала, и вдруг отец говорит ей: «Брось
учиться, Лизавета, я тебе жениха нашёл».
У меня любовница приказчицей в отделении сидит, так у нее племянник,
студент скотских наук, — лошадей, коров лечить
учился, — теперь — пьяница, вовсе споил я его!
— Пять штук… Один утонул. Старший, — забавный был мальчишка! Двое умерли от дифтерита… Одна дочь вышла замуж за какого-то
студента и поехала с ним в Сибирь, а другая захотела
учиться и умерла в Питере… от чахотки, говорят… Д-да… пять было… как же! Мы, духовенство, плодовитые…
— Давно-c! Был тоже когда-то
студентом…
учился кой-чему, — проговорил Иосаф и, не докончив, потупил голову.
— Это конечно, — любезно соглашается надзиратель. — И удивляюсь я на этих господ
студентов.
Учиться не хочут, красные флаги какие-то выбрасывают, стреляются. Не хочут понять, каково это ихним родителям. Ну, еще бедные — черт с ними, прельщаются на жидовские деньги. Но ведь и порядочные туда же, сыновья дворян, священников, купцов… Нар-род! Однако, мадам, пожелав вам всего хорошего…
Смеялся Николай только на уроках
студента с Петькой, и Петька ненавидел его за смех. В его присутствии он нарочно еще выше задирал колени, так что едва не заваливался со стулом на спину, щурил пренебрежительно глаза, ковырял в носу, хотя прекрасно знал, что этого не нужно делать, и хладнокровно говорил
студенту невыносимые дерзости. Рябое лицо репетитора наливалось кровью и потело; он чуть не плакал и по уходе Петьки жаловался, что мальчишка совсем не хочет
учиться.
Мы
учимся на больных; с этой целью больные и принимаются в клиники; если кто из них не захочет показываться и давать себя исследовать
студентам, то его немедленно, без всяких разговоров, удаляют из клиники. Между тем так ли для больного безразличны все эти исследования и демонстрации?
Студент Спиридонов жил в ужасной бедности, на мезонинчике, у чиновника Знаменосцева, разумеется, платил дешево и то неаккуратно, потому что,
учась, сам содержал себя уроками, а ни роду, ни племени до него не было дела.
Есть и такие, что
учились в Казани в
студентах, а коренного дела своего не бросают.
В Ницце годами водил я знакомство с А.Л.Эльсницем, уроженцем Москвы, тамошним
студентом, который из-за какой-то истории во время волнений скрылся за границу, стал
учиться медицине в Швейцарии и Франции, приобрел степень доктора и, уже женатый на русской и отцом семейства, устроился прочно в Ницце, где к нему перешла и практика доктора Якоби.
На моих двух факультетах, сначала физико-математическом, потом медицинском, можно было
учиться гораздо серьезнее и успешнее. Я уже говорил, что натуралисты и математики выбирали себе специальности, о каких даме и слыхом не слыхали
студенты русских университетов, то, что теперь называется:"предметная система".
По-английски я стал
учиться еще в Дерпте,
студентом, но с детства меня этому языку не учили. Потом я брал уроки в Петербурге у известного учителя, которому выправлял русский текст его грамматики. И в Париже в первые зимы я продолжал упражняться, главным образом, в разговорном языке. Но когда я впервые попал на улицы Лондона, я распознал ту давно известную истину, что читать, писать и даже говорить по-английски — совсем не то, что вполне понимать всякого англичанина.
Некоторых из нас рано стали учить и новым языкам; но не это завлекало, не о светских успехах мечтали мы, а о том, что будем сначала гимназисты, а потом
студенты.Да! Мечтали, и это великое дело!
Студент рисовался нам как высшая ступень для того, кто
учится. Он и
учится и «большой». У него шпага и треугольная шляпа. Вот почему целая треть нашего класса решили сами, по четырнадцатому году, продолжать
учиться латыни, без всякого давления от начальства и от родных.
В нашем кружке студент-лесник Кузнецов прочел реферат: «Что такое народничество?» Кузнецов раньше был офицером, ему, рассказывали, предстояла хорошая карьера, но он вышел в отставку и поступил в Лесной институт, очень нуждался и
учился.
Половина фабричных должны бы были прекратить работу и начать каяться,
студенты — оставить
учиться и каяться, войско — оставить учение артикула и каяться, и так далее, и далее, все бы должны были сидеть по монастырям и каяться.
Тут один студент-еврей узнал, что я желаю
учиться, и дал мне письмо к харьковским
студентам.
Училась она по-прежнему хорошо, и в особенности по русской словесности, которую преподавал
студент — некто Виссарион Иванович Беляев, восторженный юноша, с открытым, выразительным, хотя и очень некрасивым лицом и длинными черными как смоль, жесткими, прямыми волосами.